Всегда ли спасет спасатель
Смертность при попытках покорить гору-восьмитысячник Аннапурна 1 за время ее освоения составляет 31,9%. Почти туристический Эверест – 4%, или в абсолютных цифрах – 223 человека.
Какова смертность при попытках переплыть, например, Днепр - статистика умалчивает. Есть лишь общее число смертей на воде в Украине. Ежегодно – в разы больше, чем погибших за все годы при штурме Эвереста.
Экстремальные виды спорта в принципе - вещь странная, сопряженная с риском получения серьезных травм и даже со смертью. Автогонки, особенно неформатные, горнолыжный спорт, дельтапланеризм - ими занимаются десятки, если не сотни миллионов.
Адреналин, попытка доказать себе и/или окружающим? Не знаю, пусть мотивацию изучают специалисты.
Марафон. Очень непростой вид легкой атлетики, который, на мой взгляд, стоит отнести к экстремальным. При длительном беге в организме возникают такое изменение метаболизма, которое может вызвать общее отравление, вплоть до неизбежного летального исхода. Именно потому каждый год и во всех странах мира при марафонском забеге умирают люди.
Впрочем, спорт всегда сопряжен с риском. Ваш автор уже не одно десятилетие любительски играет в футбол. Систематично, каждое воскресение. И умудрился недавно сломать лодыжку.
Можно, конечно, винить кого угодно: поле, новые сороконожки, противников, которые слишком плотно держали, или партнера, давшего не очень хорошую передачу. Но, если критично относиться к себе, то нечего было опаздывать на начало и, не размявшись и не привыкнув к новому полю и обуви, входить в игру.
К чему все это? Любой вид спорта сопряжен с рисками для здоровья, а иногда и для жизни. Но в своих бедах стоит винить лишь самого себя.
Пример из реальности со странными последствиями. Поскольку ныне это дело находится в Деснянском районном суде Киева, обойдусь без фамилий и званий.
Читайте: В Киеве во время марафона умер директор “Тернопольского мясокомбината”
Марафон. Бежит человек. Окружающие видят, что ему очевидно плохо, но он упорно продолжает бежать. Падает, его хватают судороги. Вызывают скорую. Врачи скорой приводят спортсмена в сознание, он несколько дезориентирован, но жив и, внешне, в данный момент, жизни ничего не угрожает. Больного увозят в больницу.
Врач-нейрохирург не может четко установить диагноз – компьютерная томография не выявила видимой патологии. Что не исключало возможный ишемический инсульт, менингит и другие болезни, которые проявляют себя на СКТ через полсуток-сутки.
Но, учитывая тяжесть состояния больного, принимается решение поместить его в реанимацию. Реаниматолог, изучив данные анализа крови, видит низкое содержание кислорода, потому переводит больного на искусственную вентиляцию легких, проводя тем временем посиндромную жизнеспасающую терапию.
Стандартный алгоритм при оказании экстренной медицинской помощи, выписанный во всех международных протоколах. Тот случай, когда все зависит уже исключительно от организма. Выдержит или нет.
Через сутки пациенту становится хуже и, несмотря на активные попытки реанимации, он умирает. Патологоанатомическая экспертиза определяет, что больной умер от мощнейшей интоксикации организма. Которая возникла в результате излишних для него физических нагрузок во время бега.
То, что человек умер, само по себе трагедия. Но, люди – смертны, а врачи – не боги.
Обстоятельства любой подобной смерти всегда изучаются специальной врачебной комиссией, а полиция открывает досудебное расследование. И, если полицейские расследования носят, скорее, формальный характер, то комиссия из специалистов изучает ситуацию очень тщательно.
Даже из трагических случаев можно и нужно делать правильные выводы. Чтобы спасть жизни потом.
Вывод специалистов – врачи все делали правильно. К сожалению, несмотря на все усилия реаниматологов, которые проводили единственно возможную в данном случае терапию, организм не выдержал нагрузок.
Читайте: Когда пациент, скорее, жив
Если бы, почувствовав недомогание, спортсмен остановился, съел какую-нибудь шоколадку, выпил сладкий чай, да и обычная вода помогла бы. Но главное - нужно было сразу же прекратить забег.
Казалось, на этом все должно бы закончиться. Но тут в ситуацию вмешался субъективный фактор в лице мамы марафонца. Понятно, человек перенес горе, сына не вернуть. Но ведь всегда хочется найти виновных, не правда ли? И мама их нашла, а, найдя, решила любыми средствами наказать.
После чего принялась бомбить все возможные инстанции: министр внутренних дел, генеральный прокурор, депутаты Верховной Рады, судебно-медицинская экспертиза, начальник районной полиции, следователь.
Мне лишь издали пришлось видеть эту женщину. Ее, безусловно, жаль. Но все, кто с ней общался, в один голос говорят о ее неадекватности. И именно для того, чтобы больше ее не видеть возле проходной возглавляемого учреждения или своего кабинета, некто принял решение дать ход делу об “убийцах марафонца” и направить его в уголовный суд.
Когда я узнал об этом факте, то был, мягко говоря, поражен. Мне приходилось изучать механизмы работы медицины в различных странах. Например, в Японии раз в несколько лет все врачи, чья деятельность связана с высокими рисками для здоровья пациента, проходят переквалификацию. И добрая треть из них от работы отстраняется. Подобный механизм работает и в Северной Америке, и во многих странах Европы.
Есть практика гражданских исков и проигранные клиниками крупные суммы своим пациентам или их родственникам. Но я никогда не слышал, чтобы врачи преследовались уголовным судом, если не доказано, что врач нанес вред пациенту умышленно. Даже в случае, когда доказана врачебная ошибка – это отстранение, штраф, гражданское, но точно не уголовное преследование.
Теперь четырем врачам, всем, кто касался марафонца, начиная от врача скорой и заканчивая реаниматологом, о котором я вспоминал, грозит тюремный срок.
Я понимаю, что нервы не железные и видеть каждое утро человека, который тебя проклинает – не хочется. Пусть проклинает кого-то другого. Например, судью и адвокатов. Но правовое и государственное решения и личное спокойствие – понятия несовместимые. Потому, как в рамках субъективного желания “умыть руки”, создается прецедент, последствия которого могут развалить все, что осталось от медицины в стране.
Читайте: Сколько стоит полечиться, или Сколько стоит хороший врач
Представим ситуацию, что врачей действительно осудили. Зная об этом, захочет ли врач скорой принимать сложного больного? Или для него будет спокойнее, чтобы пациент умер еще до загрузки в карету? А будет ли реаниматолог спасать почти безнадежного пациента? Ведь, коль не спасет, может быть обвинен по уголовной статье!
Я не утрирую. Это реальное настроение многих врачей, с которыми я эту ситуацию обсуждал. Коллеги подсудимых в один голос утверждают, все врачи действовали либо по инструкциям, либо (в данном случае, когда точный диагноз не установлен – врач реагирует на синдромы пациента, что и делалось) – правильно.
Более того, их адвокаты уверены в оправдательном приговоре. И, если бы не фактор мамы, которая своим присутствием и криками срывает заседания, такой приговор, скорее всего, уже был бы вынесен.
Но факт остается фактом – суд над врачами, которые не смогли “спасти сына” идет, а прецедент создан и его последствия в масштабах страны пока непредсказуемы.
Потому. Если вы вдруг решите рискнуть жизнью и здоровьем, знайте: ответственность за них несет лишь один субъект – вы сами. Это следует помнить всегда, а не искать виновных, коль что-то пошло не так.
Если в нетрезвом состоянии решите переплыть Днепр, попросите родных потом не пенять на спасателей. А перед марафонским забегом, напишите расписку, которая освободит врачей от ответственности, коль не смогут вас спасти!
И будьте здоровы!
Читайте: О боли, фабрике и хитросплетениях судьбы
Анатолий Велимовский, глава общественного наблюдательного совета КГКБ скорой медицинской помощи
