Из зоны комфорта в зону отчуждения
28 лет назад, когда не существовало ни меня, ни независимой Украины, на Чернобыльской атомной электростанции произошла авария. Ее последствия всем известны, об этом написаны книги, сняты фильмы. Но мне, как рядовому гражданину, это казалось очень далеким, хотя от этого не менее трагичным...
Мне впервые удалось увидеть зону отчуждения в начале апреля 2014-го. Поездка была предназначена для ознакомления с результатами деятельности ГСП “ЧАЭС”. Но действительно поразил меня безжизненный город Припять - застывший кусочек УССР. Это место, которое пронесло через года отзвуки страшной аварии. Там застыло время на ноте скорби и отчаяния, и его уже не перемотать. Заезжая в Припять, попадаешь в прошлое, как будьто машину времени уже изобрели.
Не больше 30 минут я могла походить по заброшенному месту, где еще в 1986 году жили люди, почти 50 тыс. человек: счастливые и несчастные семьи, они работали на электростанции, покупали продукты, духовки, мебель, игрушки, ходили с детьми на карусели. Кто-то там встретил свою первую любовь, кто-то — последнюю. И вот это место совершенно пустое, тоскливое даже в солнечный день, но не бездушное. У него есть душа, как у призрака, который не может найти себе места.
Первое, что бросается в глаза при въезде в город — атмосфера СССР, по крайней мере, это очень похоже на то, как ее изображают в фильмах и рассказывают бабушки. Однотипность, намекающая на “равенство и братство”, пятиконечные звезды на столбах, которые в современных городах уже давно уступили место рекламным атрибутам, здание-“коробка” с красноречивой надписью “Хай буде атом робітником, а не солдатом”. Все это как будто перенесло меня в другой мир, которого я не знала, но много о нем слышала. От того, что прошлое Припяти кажется очень благополучным, теперешнее этого города поражает еще больше. Ведь там жили в основном молодые люди (средний возраст населения по состоянию на 1985 год — 26 лет) с детьми (в городе до аварии работало 5 школ и 15 детских садов), а прирост населения составлял до 1,5 тыс. человек в год.
Теперь единственным обитателем Припяти стала природа. Она “отрывается” там вволю. На местах, где когда-то были тротуары и лавочки — теперь заросли деревьев, только ржавые фонари с опущенными “головами” мелькают среди растительности. Они кажутся ущербными по сравнению с могучей стихией. Зарос стадион, карусели запутались в кустах, площадь стала больше походить на деревенское поле, на котором пасут коров. Запущенность Припяти прямо таки кричит о ничтожности человечества.
Остатки от жителей города делают трагедию, которая заставила так срочно их покинуть свои дома, еще более страшной, еще более трагичной. Дом культуры, гостиница, универмаг, магазин техники и мебели — они как будто еще помнят шаги горожан, будто все еще могут предложить им товар или услугу, но спроса нет. Таблички с надписями разделов продуктового магазина или базара почти не затерлись. На них отчетливо видно, где жители Припяти покупали мясо, где молоко, а где сыр. Эти люди точно существовали, но в 1986 году жизни некоторых из них оборвались, других — в корне поменялись. В Припяти сейчас не живет никто, хотя в зоне отчуждения еще остались деревни на 3-5 домов со стариками, которым просто некуда деваться. Работники ГСП “ЧАЭС” говорят о них с сочувствием и легким безразличием, мол, их уже не спасти. О зоне отчуждения они думают как о месте, потерянном и умершем для людей навсегда.
А вот многоэтажки в Припяти кажутся совершенно жилыми. В моем родном поселке в Крыму и сейчас отделка жилых домов выглядит примерно также, как в этом забытом месте. Поэтому прямоугольные, немного обшарпанные здания, не произвели на меня впечатления отрешенности, не смотря на то, что некоторые окна в них разбиты. Даже наоборот, мне не верилось, что в них уже никто не живет. Казалось, сейчас, поливая цветы, хозяйка выглянет из окна, удивившись автобусу и людям из будущего на площади ее родного города. Когда-то она окликала своего сына из окна, чтобы он шел домой обедать, поджидала у этого окна мужа. Он приходил с работы (был он, конечно, атомщиком) уставший, и целовал жену и сына. Все это было в их жизни, и ассоциировалось с этим домом, этой площадью и видом на Дом культуры. А теперь эти дома пусты. А я, если честно, не зашла внутрь, отговорив себя тем, что меня уже ждут в автобусе…
