За что воюет Россия?

В 2014 году Россия восстала против целого мира. Это мужественное, отчаянное и рискованное действие. И когда говорится “Россия восстала”, то имеется в виду та поддержка российской власти со стороны российского народа, которая сопровождает это восстание.

Эта война России против целого мира имеет весьма призрачные шансы на успех. Потому что у мирового мятежа для любой страны существуют ограничения:

1) Нельзя быть капиталистами и воевать с миром капитала — либо нужно перестать быть капиталистами (стать, например, коммунистами) или перестать воевать против мира капитала (признать правила капитализма);

2) Менять правила в мире можно лишь на основе новой универсальной идеи. Когда новой универсальной идеи нет, страновый эгоизм никогда не сможет оказаться привлекательной идеей для всего мира.

Иначе говоря, бессмысленно без новой универсальной идеи воевать с миром не по правилам. Тем не менее, Россия, ввязавшись в войну против всего мира, на что-то рассчитывает.

Презумпция рациональности овладела ныне большинством людей в нашу до сих пор научную эпоху. Эта презумпция рациональности звучит так — люди, совершая масштабные и непоправимые действия, не могут быть полными идиотами, в их действиях есть рациональные основания — просто их нужно понять.

Чтобы понять войну России и остального мира на территории Украины в 2014 году, нам нужно понять ее цели. Не понимая целей, увлекаясь лишь тактическими сражениями и операциями, можно проиграть войну даже выиграв все сражения.

Ведя эту войну, российская власть не объявляет свои долгосрочные планы, предпочитая молчать относительно их интерпретаций зарубежными политиками и экспертами.

Понимать войну можно, видя стратегию инициатора войны в его языке и в его представлениях.

Первой жертвой войны России против мира стала Грузия. Второй жертвой этой войны является Украина.

Текст написан автором-украинцем и преследует цель реконструировать идеи, лежащие в основании войны России, ведущейся ей с 2008 года.

Типология войны, которую ведет Россия

С точки зрения типологии Переслегина бывает три типа войн — война Ареса, война Афины и война Христа.

Война Ареса происходит путем непосредственного вооруженного столкновения с использованием военной (в том числе геополитической) стратегии, тактики и оперативного искусства. Это война, хорошо знакомая в Европе за последние сотни лет.

Война Афины происходит путем геоэкономического столкновения политико-экономических стратегий, создания и управляемого изменения закрепленных на международном уровне нормативных правил деятельности. Эта война возникла в процессе британского доминирования в мире и была творчески подхвачена и развита США в ХХ веке, обеспечив их гегемонию к концу этого века.

Война Христа происходит путем столкновения картин мира, облеченных в идеи, моральные нормы и позитивные мотивации. Эта война велась западным христианским миром с момента упрочения христианства. Она имела две формы — внутреннее развитие (появление католичества и протестантизма) и внешнее противостояние (противостояние христианской цивилизации с цивилизациями иных религий). Можно также утверждать, что СССР был в долгосрочном плане малоудачной попыткой выйти на цивилизационные позиции за счет войны Христа путем использования марксизма.

В войне Ареса можно выиграть лишь тогда, когда соперник согласен вступать в один и тот же тип войны. Однако если сталкиваются разные типы войн, между ними возникает иерархия преимуществ. Война Афины побеждает войну Ареса, а война Христа побеждает войну Афины и войну Ареса. Однако эти войны ведутся в разных временных промежутках. Война Ареса длится годы и десятилетия, война Афины длится десятилетия и столетия, война Христа длится столетия и тысячелетия.

Выиграв войну Ареса (1939-1945, СССР-Германия), СССР проиграл войну Афины (1945-1991, США-СССР).

Когда нынешняя российская власть говорит о реванше, то она вообще не понимает, о чем говорит. Нельзя выиграть войну Афины, ведя войну Ареса, это принципиально разные войны. Взять реванш в войне Афины, можно лишь ведя войну Афины. Все выигранное Россией в войне Ареса в промежутке месяцев и лет, теряется в войне Афины в промежутке лет и десятилетий.

Россия сегодня не может заглядывать в будущее ни на тысячелетия, ни на столетия, ни на десятилетия. Даже несколько лет для России очень большой срок. В этом смысле России остается лишь один тип войны — война Ареса в течении от нескольких лет до даже нескольких месяцев. Однако даже выигранная война Ареса неминуемо ведет к поражению России в войне Афины.

Итак, Россия ведет войну Ареса против Запада, а против России Запад ведет войну Афины. При этом на уровень войны Христа не претендует пока никто в мире — ни Европа, ни США, ни Китай, ни Индия, ни Россия.

Весьма осторожно можно предположить, что типы этих войн имеют цикличность, по крайней мере на протяжении последних 100 лет. Первая мировая война 1914-1918, начавшаяся как война Ареса, переросла в войну Христа и привели к созданию первого государства с принципиально новой системой мотиваций (марксизм в России, СССР). Вторая мировая война (1939-1945) была исключительно войной Ареса. Третья мировая (холодная) война (1945-1991) была войной Афины. Теперь же в ситуации мирового кризиса наиболее насущной является война Христа. Об этом свидетельствует не только экономический кризис, но и мировоззренческий кризис, включающий кризис науки, а также кризис государственной формы организации обществ. В такой ситуации лишь новая картина мира может дать миру новый толчок развития.

Именно война Христа могла бы оказаться наиболее выигрышной для Украины. Однако недоделанная когнитивная революция в Украине не позволяет ей вести такую войну. Украине остается сдавать в аренду свою территорию и жизни своих граждан для ведения цивилизационной войны России и Запада, полагая себя в них как приз победителю.

Может ли Россия в принципе вести войну Афин? Во времена СССР в 60-70-е ХХ века ей даже очень хорошо это удавалось. Однако блокированное развитие интеллектуализма и ставка на промывку мозгов широких масс, преобладающая с начала 70-х годов ХХ века, предопределила поражение СССР в этой войне. Сегодня Россия уже второй раз повторяет неусвоенный урок — снова остановка развития интеллектуализма и промывка мозгов закладывают условия поражения в цивилизационной войне.

Каковы же цели войны России? Как она видит свои цели — в способе организации жизненного пространства, в духовной жизни, в мире, в пространстве и во времени? Если кратко отвечать на этот вопрос, то это — империя, православие, Русский мир, евразийство и архаизация (консервативная революция). Давайте посмотрим на содержание этих целей.

Война за империю

Империя есть способ организации экспансивного единства социального пространства. Империя есть всегда попытка создания цивилизации, и очень редко в истории это удачная попытка. Самые удачные попытки цивилизаций это Хетты (более 1 тыс. лет), Древний Египет (4 тыс. лет), Ассирия (2 тыс. лет) и Рим (более 1000 лет), менее удачные — Персия, империя Александра Великого, Китай, Арабский Халифат, Франкия (империя Карла Великого), Византия, Священная Римская Империя, Монгольская империя, Османская империя, Испанская империя и Российская империя, Британская империя. Не все из этих попыток цивилизаций были империями. Из них наиболее удачными цивилизациями были империи — Китай, Рим, Испанская империя, Российская империя, Британская Империя.

Древняя Греция, сосредоточившись на внутреннем развитии человека, дала такие достижения, что на них фактически основывается вся европейская, шире западная и шире человеческая цивилизация. А территориальная экспансия в лице Александра Македонского стала провальной для древнегреческой цивилизации. Однако Римская империя, сосредоточившись на разработке технологий социального, правового и военного нормирования территориальной экспансии, добилась иначе значимых успехов. Вся цивилизация стоит сегодня на гуманитарных достижениях Древней Греции и управленчески-правовых достижениях Древнего Рима.

В истории России тоже заметен этот выбор — когда государство сосредотачивалось на внутреннем развитии человека (как Древняя Греция), оно получало достижения долговременного влияния, когда государство производило технологическую экспансию (как Древний Рим), оно получало приращение территории и ресурсов, которые становились проклятием для внутреннего развития, потому как расхолаживали социальную энергетику внутреннего развития.

Из различных высказываний современных российских политиков можно сделать вывод, что сегодня Россия пытается восстановить царско-советскую империю в ее основных признаках: восстановление колониальной территории бывшей российской империи и СССР, государственническая идея, объединяющие идеалы (православие, марксизм), сильная армия и полиция, жесткая единоличная власть, высокая лояльность населения, экспансионистская внешняя политика.

Насколько вообще возможно возвращение российской империи?

В 2013 году лидеры Белоруссии и Казахстана сообщили, что они не имеют планов создания Евразийского Союза. Еще раньше это сделала Украина. Поэтому Новая Российская Империя в организационном плане это пока виртуальный проект. Но есть ли идеи такого образования? Ведь империя это не только государственническая идея (единство самодержавия и народности), но и идеалы, которые ее объединяют, будь то “православие” или “марксизм-ленинизм”.

Чтобы не признавать, что таких объединяющих идеалов нет, российские лидеры говорят уклончиво.

В ежегодном послании Президента Российской Федерации Федеральному Собранию 12 декабря 2012 года В.В.Путин заявил: “Сегодня российское общество испытывает явный дефицит духовных скреп: милосердия, сочувствия, сострадания друг другу, поддержки и взаимопомощи – дефицит того, что всегда, во все времена исторические делало нас крепче, сильнее, чем мы всегда гордились”.

Необходимость “духовных скреп” — свидетельство глубокого духовного кризиса России. Цикл книг “Проект Россия” вряд ли может рассматривать в качестве “духовных скреп”, поскольку эти идеи по большому счету российская интеллигенция так и не приняла. “Духовные скрепы” создает элита (интеллектуальная и духовная). Однако ни церковь, ни интеллектуалы это сделать не смогли.

Духовность не может создаваться в качестве государственной функции единства страны — в этом смысле она всегда будет ненастоящей, неискренней, некачественной. Принятие архаичных подходов или узконационального видения неизбежно повлечет интеллигентский бунт. Духовность должна вырастать из позитивного мировоззрения — мира для всех, а не “русского мира”; нового всякого человека, а не человека архаично-православного; из перспективы для всего человечества, а не только из перспективы для России.

Как же без “духовных скреп” внутри России можно вообще проводить территориальную экспансию?

Империю можно построить силой. Но сохранить империю можно лишь идеями цивилизационного уровня (за которые ее жители готовы жертвовать своими жизнями). Вспомните Александра Македонского и его безыдейное завоевание — ненадолго империя пережила своего завоевателя и создателя.

Старая идея российской империи сегодня выглядит так — фундаменталистское православие, прикрытое декоративной демократией самодержавие и получающая крошки от продажи самодержавными торговцами ископаемых ресурсов народность. Возникает проблема — как возродить экспансионистское единство России, если старая государственническая идея не работает. И нынешнее государство обратилось к старому имперскому опыту.

Начальник политической полиции России при Николае I граф Александр Бенкендорф говорил: “Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается до будущего, то оно выше всего, что может нарисовать”. Это демонстрация гиперидентичности, то есть самовосхваления и комплекса превосходства, постоянно порождающих великодержавный шовинизм. Нынешнее самовосхваление и комплекс превосходства России порождает чудовищный мировой конфликт.

Российская империя в этом смысле отличалась от всех других известных из истории империй. В своей статье “После империи” С.А.Никольский так описывает специфику российской империи:

1) Максимизация территории, по отношению к которой населяющие их народы вторичны;

2) Изоляция от внешнего объявляющегося враждебным мира, самодостаточность; наличие в массовом самосознании сверхидеи (православие, “Третий Рим”, пролетарский интернационализм);

3) Самодержавный произвол императора-вождя (наместника Бога на земле, “отца народов”, генерального секретаря);

4) Слабая гражданственность, поскольку право есть инструмент воли самодержца и государственной бюрократии, что порождает личное бесправие — холопство;

5) Личность (“единица — ноль”) — мелкая деталь государства, которое гомогенизирует население, воспроизводя подданных.

К этой специфике российской империи, указанной Никольским, можно добавить:

6) Небывалый размах воровства и коррупции, поскольку российская империя строится на наличии даровых ресурсов на своей территории, которые пытается монополизировать самодержец и его окружение, но на которые претендуют также неприближенные к самодержцу купцы. Это воровство и коррупцию можно ограничить лишь путем тотального контроля и репрессий власти в ситуации мобилизации под воздействием сверхидеи, как это было при Сталине в СССР, исповедовавшем универсальную идею коммуно-социализма.

Еще одно новое — 7) идейная экспансия путем неоколониализма. Сверхидея империи (ее идеалы) — универсальный смысл империи, который позволяет мириться с тем злом, которое видят и осознают жители империи. Сверхидея это способ специфического расширения империи (неоколониализм), когда государства, политически не входя в состав империя, оказываются в сфере ее влияния и лоббируют ее интересы. Сверхидея это такая мировая идея, которую могут принять все страны, независимо от языка и религии. Марксизм, фашизм и либерализм являются такими идеями. Православие и “русский мир” — не являются такими идеями. По мнению Дугина такой универсальной идеей, которая может составить конкуренцию эти трем, является идея Четвертой политической теории. И об этом мы поговорим отдельно.

СССР подхватывает и видоизменяет все специфические признаки Российской империи — 1) присоединение некоторых новых территорий; 2) “Железный занавес” и внедрения идеи о самодостаточности СССР в противовес Западу (“биполярный мир”); 3) Культ личности Сталина, волюнтаризм Хрущева, превознесение заслуг Брежнева; 4) Пренебрежение к праву даже перед лицом диссидентов от прав человека; 5) Тоталитаризм и подавление личных свобод через гомогенизацию (трехчленка “рабочие и крестьяне с прослойкой интеллигенции”): 6) подавление воровства и коррупция во время Сталина и возвращение их во время Брежнева; 7) неоколониализм, то есть распространение идейного и правового влияния за пределы территории империи (концепция ограниченного суверенитета Брежнева).

В СССР вместо православия был предложен марксизм, где роль вождя страны выполнял марксистский святой (вождь социализма). Великодержавный шовинизм русских в СССР воспроизводился постоянно, хотя их нетерпимость к национальным проявлениям государственности и культуры других народов была компенсирована в марксисткой доктрине пролетарским интернационализмом, где национальное содержание уравновешивалось “ленинской национальной политикой”, то есть предоставлением льгот для неразвитых народов.

Принципиально новое в идее СССР это работа с перспективой — “свободная и счастливая жизнь”, идея “светлого завтра”. Тем самым выполнялась главная имперская задача СССР: гарантия населяющим его народам стабильности в ориентации на будущее — “уверенность в завтрашнем дне”. При этом СССР легализовал социальный отбор для имперской лояльности — чистки (репрессии) для достижения идеологической терпимости к большевистской власти. Вторая инновация — “дружба между народами”, позволяющая создавать новую историческую общность — “советский народ”. Эта историческая общность при распаде СССР вернулась к более простым и понятным основаниям — к идее национальных государств.

Если задать самый важный вопрос “почему развалился СССР?”, можно получить множество ответов: (гео-)политических, (гео-)экономических, (гео-)культурных и социальных. Однако нас интересует именно цивилизационный ответ на вопрос “почему цивилизация СССР не состоялась?”. С точки зрения цивилизационной антропологии, причина лишь одна — ошибка в системе долгосрочных мотиваций.

Эти долгосрочные мотивации были впервые зафиксированы в “Моральном кодексе строителя коммунизма”. В тексте этого кодекса из 12 тезисов в 4 тезисах прямо упоминается “нетерпимость”, а в одном тезисе упоминается наличие “врагов”. Историческая общность, мотивации которой содержат определения “нетерпимости” и “врагов”, длительного исторического будущего не имеет. С точки зрения цивилизационной антропологии, такие определения блокируют позитивную социальную энергию, ориентируют часть этой социальной энергии на противостояние и разрушение. Общество, часть энергии которого идет на противостояние и разрушение, не имеет цивилизационного будущего.

Важнейший вывод из опыта советской империи — идеология не меняет политической культуры и ментальности народа. Что бы ни делала Россия, какие бы идеалы не принимала (“православие”, “марксизм-ленинизм”), у нее получается лишь империя.

Однако наступает момент в человеческой истории, когда империя в принципе не может быть создана — издержки создания империи становятся несовместимыми с ее существованием. История отметает империи за счет усложнения способов единства народов — единство становится нетерриториальным (топологически — сетевым). Цена возрождения Российской империи сегодня — архаизация массового сознания в России, уничтожение интеллектуалов-гуманитариев в России, война России против остального мира. В принципе, это выбор России, но она же будет постоянно создавать проблемы не только странам-соседям, но и всему миру. А они соответственно будут создавать проблемы ей.

Если для империи нет сильных идей, способных обеспечить ее долгосрочное существование и развитие, то остается единственная причина, цель и основание империи — “империя это император”. Сегодняшняя Россия в своих имперских притязаниях должна себе признаться, что Путин и есть идея российской империи. В предельно бесстыжем и циничном виде это выразил Александр Дугин: “Противников путинского курса больше нет, а если и есть, то это психически больные и их нужно отправить на диспансеризацию. Путин — везде, Путин — все, Путин абсолютен, Путин незаменим.” (17 сентября 2008 года, прием газеты “Известия”).

Нынешняя российская власть не просто имперская, она самодержавная. Самодержавие это самое опасное, низменное и беспросветное в российской империи. Самодержавие отравляет душу, ожесточает сердце и туманит разум. Даже те, кто любили империю, часто ненавидели самодержавие.

Сегодня в России возобладал царско-советский реваншизм, который явно и очевидно стал основанием единства России 18 марта 2014 года, когда в своей Крымской речи Путин сказал: “То, что казалось невероятным, к сожалению, стало реальностью. СССР распался. События развивались столь стремительно, что мало кто из граждан понимал весь драматизм происходивших тогда событий и их последствий. Многие люди и в России, и на Украине, да и в других республиках надеялись, что возникшее тогда Содружество Независимых Государств станет новой формой общей государственности. Ведь им обещали и общую валюту, и единое экономическое пространство, и общие вооружённые силы, но всё это осталось только обещаниями, а большой страны не стало. И когда Крым вдруг оказался уже в другом государстве, вот тогда уже Россия почувствовала, что её даже не просто обокрали, а ограбили”. Символом реваншизма в России теперь стал симулякр “Крым наш!”.

В России происходит не просто империализация, а ретроимпериализация.

Реваншизм есть борьба за перспективу прошлого, а не за перспективу будущего. Реваншизм ориентирует человека на прошлое, в представлениях прошлого и в идеях прошлого. А настоящее воспринимается как подготовка к предстоящему триумфу в представлениях и идеях прошлого. Реваншист всегда отыгрывается. Отыгрыш всегда ограничен проигранным. Отыгрывающийся не свободный игрок, он хочет лишь вернуть проигранное. Реванш всегда проигрышен, даже если позволяет отыграть больше. Для настоящей победы же нужно играть, а не отыгрываться.

Что значит играть для России? Играть для России означает не ограничиваться территорией бывшей империи. Это означает создавать проект целого мира, делая Россию источником и средством такого миропроекта. То есть отнестись к России как к конструктивной модели нового мира. В такой картине, или правильнее сказать, конструкции мира, Россия сама должна превратиться в конструктивную модель.

При размышлении над возможностью создания “духовных скреп”, мы неизбежно получим проблему — чтобы нечто скреплять “духовными скрепами”, нужно вначале понять, что именно мы должны скреплять и зачем нам это нужно. Иначе говоря, как говаривал Ленин, чтобы объединиться, нужно размежеваться. Для духовных скреп в самой России, нужно осознать раскол человечества, а не раскол России, ибо это один и тот же раскол.

России как обществу нужен раскол. Лишь раскол сможет обнаружить новые типы связности, которые со временем общество простроит внутри себя. Никакое национальное государство у России в принципе не может получиться, даже если под этим понимать не этнически русское, а политико-национальное российское государство, потому как это и будет та же империя. Лишь этнический и территориальный раскол может привести к некоторой новой связности России. Причем, заметьте, речь не идет о призыве к политическому государственному расколу и образованию новых государств — речь идет об общественном размежевании внутри государства.

Чтобы понять сегодняшние идеи связности России, нужно оценить те идеи, которые российские интеллектуалы пытаются продвигать в Росси. Это идея религии, идея пространства, идея языково-культурного единства и идея времени, то есть православие, евразийство, “русский мир” и архаизация. Именно за эти идеи ведет войну Россия, именно они заслуживают разговора.

Война за православие

В оригинальном концепте христианства предполагалось, что религия и политика должны существовать раздельно. Тезис Христа “Кесарю кесарево, Богу Божие” (Мф. 22: 15-22) весьма однозначно на это указывает. Однако уже апостол Павел (Послание к римлянам, глава 13) говорит, что “всякая власть от Бога”, чем устанавливает норму политической социализации христианства. Религиозный канон устроен таким образом, что слова Христа и слова апостола Павла как бы не противоречат друг другу. Такой подход позволил христианству повсеместно распространиться и стать мировой религией, но при этом создал и основы политизации его.

Константин I Великий устанавливает государственный статус христианства, а затем христианство все прочнее и прочнее соединяется с политической властью государства. Образование новых конфессий внутри христианства и их связь с государственной властью породили явления, который возникший в результате Реформации протестантизм обозначил как папоцезаризм (католики), когда религиозный иерарх становится главой светской власти, и цезаропапизм (православные), когда представитель светской власти становится религиозным иерархом.

В России как православном государстве цезаропапизм возникает во время Петра I. Само по себе православие является историческим движением христианской религии, имевшим долгий и успешный опыт старцев, свидетельствующий о высокоуровневой духовной практике. Однако цезаропапизм, поразивший Россию в Синодальный период (1700-1917), был уничтожен лишь большевиками, отсоединившими церковь от государства.

Православие, как и католичество и протестантизм, развивалось достаточно активно, особенно в период существенного ограничения христианской религии в СССР. Именно эти годы стали для православия наиболее революционными. Вызовы советской марксистской доктрины и массового атеизма весьма хорошо сказались на православных представлениях.

Однако с момента крушения СССР Россия постепенно устраняет отделение церкви от власти и исподволь двигается обратно к цезаропапизму, возрождая при этом не просто православие, а фундаменталистское православие. Православный фундаментализм это политизированное православие. Суть такого политико-фундаменталистского православия не в том, что мы должны вернуться к изначальному пониманию христианства (к позиции Христа), а мы должны вернуться к позиции императора Константина и апостола Павла.

Фундаментализм православия состоит в создании при поддержке церкви таких государственных институтов и такой политической практики, которые принуждают православных именно к политизации православия, к возвращению связи церкви и государства, к обскурантизму, к агрессии против атеистов и иноверцев, к забвению личной позиции Христа и выхолащиванию идей личного “спасения”, “Царства Божьего” и “любви к ближнему”.

Заказ на такой православный фундаментализм осуществляет именно государство — без государственной поддержки религиозный обскурантизм и православные репрессии были бы невозможны.

“Дело Pussy Riot” 2012 года проявило фактически завершение политизации православия в России. Российская панк-рок группа, устроившая акцию “Богородица, Путина прогони” в Богоявленском соборе в Елохове (Москва) и в храме Христа Спасителя, была приговорена к тюремному заключению по обвинению в хулиганстве по мотивам религиозной ненависти, совершённом группой лиц по предварительному сговору.

Это дело стало весьма резонансным, поскольку в тексте песен, которые были исполнены во время упомянутой акции, не было никакой религиозной ненависти, а содержалась критика церковного иерарха Кирилла (который “верит Путину”) и президента России Путина. Причем, президент Путин публично одобрил вынесенный приговор. Здесь и Pussy Riot, и Путин стали политическими актерами квазиправославного действа. Православная церковь вместо прощения и общественного порицания воспользовалась услугами государственных репрессий, то есть фактически стала третьим политическим участником этого действа.

Различие православия и фундаменталистского православия можно обнаружить не столько в доктринальных подходах, сколько в реальной церковной практике — шельмование Америки и Запада (как врагов), интеллектуалов (как предателей), технологий компьютера и Интернет (как рассадников аморальности).

Наиболее известным явлением в деле фундаментализации православия в России явился цикл из 4-х книг “Проект Россия” — “Проект Россия” (2005-2006), “Проект Россия. Выбор пути” (2007), “Проект Россия. Третье тысячелетие” (2009) и “Проект Россия. Большая идея” (2010).

Уникальность этого проекта в следующем:

1) Эти книги издавались анонимно, причем анонимность была главным аргументом бессребреничества авторов книг;

2) книги написаны сумбурно, но доступным языком, сделавшим стиль клерикал-аналитика публичным в России;

3) эти книги получили поддержку во всех слоях общества и не только у политико-религиозно активных обывателей, но и у многих депутатов Госдумы и у представителей архаично ориентированной интеллигенции;

4) вдумчивая критика этих книг со стороны некоторых интеллектуалов никак не повлияла на их популярность.

Можно утверждать, что в 2010 году в России эти книги выразили уже оформившееся фундаменталистское православие.

Вот его основные черты:

1) Православие связывается исключительно с Россией, и только православию и России отводится роль духовного лидера (спасителя) в мире (“Россия хранит в себе невероятно огромную энергию, сконцентрированную в народе… Мы им не по зубам. У нас здоровый сильный дух. Мы молодая, полная жизненной энергии нация, которая, несмотря ни на что, Бога не забыла”);

2) Публично обозначаются враги православия и России (“Америка”, “Запад”, “Компьютер” (“Интернет”), “Антихрист”, “Интеллект”);

3) Звучит призыв к войне с врагами (“Никому не удастся остаться в стороне. Потому что, бездействуя, вы пособничаете врагу”;

4) Нерациональная теологическая аргументация вводится в общественное сознание (“Здесь мы можем использовать информацию, открытую Самим Богом”, “Если ситуация изменилась, Бог может изменить свое решение”, “Держа Образ в голове, мы приступаем к конструированию миропонимания”);

5) Опора на имперски-экспансионистски понимаемую историю России (в ходе исторических экскурсов и аргументации) и на представление об исконной территории России (распространение книги на всем постсоветском пространстве).

Это основные черты фундаменталистского православия, которое в одно и то же время является великодержавным православием или имперским православием. Фундаменталистское православие подпитывает антисемитские и шире — ксенофобские настроения в российском обществе, преступая канон “нет ни эллина, ни иудея…”.

Фундаменталистское православие это православие подозревающее, судящее, обвиняющее, ненавидящее и карающее других верующих и неверующих. Фундаменталистское православие России это Новая Инквизиция, обвиняющая другие страны и их народы в пособничестве Дьяволу.

Видение “Антихриста” в нерусских людях и странах есть самое низменное исповедование христианства, потому что христианская любовь здесь заменяется подозрением и ненавистью к нерусским христианам, обвинением их в смертных грехах, что создает множество врагов среди этих людей, провоцируя русских православных христиан на войну с ними.

Симптоматично, что не только политики, но и православные фундаменталисты привнесли в массовое сознание тезис о “врагах” России (“Америка” и “Запад”), с которыми необходимо воевать. Именно фундаменталистское православие оказалось псевдодуховным источником ненависти и агрессии России в отношении остального вражеского мира. Война советского коммуно-социализма с немецким национал-социализмом была идеологически понятной — идеи были принципиально разными. Однако война одних христиан с другими христианами не имеет оснований: объявление кого-либо пособниками “Антихриста” является политическим произволом христианства, а вовсе не идейным разногласием внутри христианства.

Фундаменталистское православие в деле борьбы с врагами “Компьютер” и “Интеллект” превращается в чистой воды мракобесие, то есть в наихудший вариант обскурантизма, который только известен в истории. Мракобесное или обскурантное православие есть православие лицемерное и лживое, поскольку техническими изобретениями и интеллектуальными достижениями хулители оного пользуются даже в момент провозглашения подобных лозунгов.

Фундаменталистское православие неизбежно порождает православных террористов — уязвленных в своем православно-патриотическом самолюбии фанатиков, которые готовы сеять смерть и разруху, но не мир и созидание.

Фундаменталистское православие упрощает мир до простых схем нелюбви и насилия. Отсутствие позитивной программы христианства — христианского спасения и обновления мира, создания нового человека на основе христианской веры — вот то, что несет с собой фундаменталистское православие.

Фундаменталистское православие извращает христианство, выпячивая имперско-русский контекст: не убий русского-православного, не укради у русского-православного, не лжесвидетельствуй против русского-православного. И вот уже панихиды православные проводятся исключительно по убиенным русским-православным — а врагам, тоже православным, поделом за грехи их.

Ведя войны Марса, Россия оказывается к войне Христа не готова. Война Христа это война за идейное и духовное обновление мира. Однако это возможно лишь на основе собственного идейного и духовного обновления.

Поэтому сегодня Россия воюет за фундаменталистское православие — против якобы погрязшего в грехе неправославного Запада и его православных агентов, якобы продавшихся Западу. Если мы хотим сохранения православия, мы должны сокрушить фундаментализм в православии, вернуть православие на дорогу идейной и духовной эволюции, совершаемой духовными лидерами и старцами не только в России, но и в других православных странах.

Православию необходима серьезнейшая с момента его возникновения реформа. В этом смысле все неподверженные фундаментализму православные общины обязаны бороться за деполитизацию и возвращение духовной сущности христианства. И инициатором такой борьбы могло бы стать украинское православие.

Война за евразийство

Есть два способа описания евразийства — концептуальный и собственно политический. Концептуальный отвечает на вопрос — какова исключительная роль Евразии в мире и в мировых политико-экономических процессах. Политический отвечает на вопрос — кто, как и почему должен главенствовать на Евразийском континенте. Внутри России Евразия предстает мистическим геополитическим пространством с особой позицией и ролью в мире. Понятно, что политический вопрос евразийства является неизбежно субъективным и мало интересным для концептуального евразийства.

Например, формулировка “Википедии.ру” это какое-то обывательское понимание евразийства: “философско-политическое движение, выступающее за отказ от европейской интеграции России в пользу интеграции с центральноазиатскими странами”. Подлинный политический смысл евразийства можно определить так — евразийство это доктрина Великой России, соединяющей Европу и Азию, получающей от этого соединения основные политические, экономические, социальные и культурные преимущества и являющейся при этом главной на Евразийском континенте.

Что же такое концептуальное евразийство? В этом вопросе нельзя доверять ни одному геополитку по той простой причине, что геополитик прежде всего “политик”, а затем уже “гео-”, причем для России такая политика всегда имеет мистические мессианские свойства.

Во втором томе своего труда “Географическая ось истории” (1919), Маккиндер формулирует базовый концепт евразийства: “Кто контролирует Восточную Европу, тот командует Хартлендом; Кто контролирует Хартленд, тот командует Мировым островом (то есть Евразией и Африкой); Кто контролирует Мировой остров, тот командует миром”. В таком виде концепт всегда нравился российским геополитикам.

Однако в 1943 году выходит третий том “Географическая ось истории”, меняющий понимание геополитики Евразии, где Маккиндер утверждает, что сформировалась вторая геополитическая ось — США, по отношению к которой Атлантический океан как часть периферийной дуги Евразии (Америка-Африка-Океания) находится в столкновении с внутренней дугой Евразии (Европа-Аравия-Индокитай).

Бжезинский развивает идеи Маккиндера в своей книге “Великая шахматная доска” (1997) в том смысле, что евразийство теперь основывается на ином процессе — не на контроле Хартленда и даже не на столкновении двух дуг, а на игре на пространстве всего контитента Евразии, которую он называет “шахматной доской”. Главенствующим на этой шахматной доске Бжезинский видит США. По здравому размышлению, эта книга была написана не столько для обоснования геополитики США, сколько для того, чтобы морочить голову российским интеллектуалам — заставить их играть на “шахматной доске”, в то время как США будут создавать иные “шахматные доски”. Прискорбно, что Россия в лице Дугина и поверившей ему нынешней российской власти поддалась на провокацию Бжезинского.

С политической точки зрения можно утверждать, что со времени победы во Второй мировой войне и до конца 80-х годов ХХ столетия СССР полностью контролировал Евразию. Однако с начала 90-х годов ХХ столетия, Евразия становится “шахматной доской” для России, США, Европы и Китая при явном преимуществе Атлантического блока (Европа-США). Попытки России вернуть себя контроль над Евразией вряд ли будут успешными, учитывая несопоставимость ее ресурсов как с США-Европой, так и с Китаем. Скорее всего, уже ближайшее будущее оставит на этой “шахматной доске” лишь США-Европу и Китай. И произойдет это по той простой причине, что Россия продолжает демонстрировать желание вести лишь войны Марса, в то время как война за Евразию становится исключительно войной Афины. При этом целый мир можно покорить лишь посредством войны Христа(см. первую главу “Типология войны, которую ведет Россия”).

Евразийство для России есть не что иное, как жесткое действие теллурократического империализма (ограниченного континентом Евразии). Основной субъект геополитики — государство, а в России это еще и все общество, действующее под руководством этого государства. Это великодержавное евразийство — то есть евразийство общественно-политическое, считающее, что лишь Россия должна контролировать континент Евразия.

Существеннейшая критика евразийства состоит в противопоставлении его атлантизму. Хотя атлантизм родился как геополитическая доктрина, его действия еще во второй половине ХХ века перестали быть геополитическими — они стали геоэкономическими и геокультурными. К концу ХХ века атлантизм вообще перестал быть геополитической стратегией, он стал сетевой стратегией. Атлантизм уже не политика — это тополитика (топологическая политика).

Видимые успехи Запада в геополитической игре на континенте Евразии объясняются не геополитическими усилиями, а усилиями парадигмально следующего уровня стратегии. Иначе говоря, кто играет в более сложную игру, без напряжения побеждает в более простых играх.

Существуют разного уровня контраргументы для однопозиционного контроля России над Евразией. Основных таких аргументов — шесть.

Контраргумент Переслегина, предложенный им в книге “Самоучитель игры на мировой шахматной доске” — евразийство бессмысленно, потому как геополитика закончилась в ХХ веке. В ответе на вопрос о перспективах евразийства Сергей Борисович говорит, что конечно же можно реализовать концепцию евразийства практически, но это будет все равно как взрослому выиграть состязание для юниоров. Попытка строить военную стратегию России, основываясь на доктрине евразийства бесперспективна на будущее и создает множество проблем в настоящем.

Контраргумент Маккиндера-Бжезинского можно понимать в трех аспектах.

1) Евразийская доктрина не позволяет России достигать выхода к Индийскому океану (Индия и Китай препятствуют) и Атлантическому океану (Европа препятствует). Выход к Атлантическому океану является в настоящее время критически важным, поскольку с геополитической точки зрения лишь он дает возможность непосредственно контролировать вторую геополитическую ось (атлантическую), а выход к Индийскому океану важен на ближайшее будущее, поскольку лишь он дает возможность контролировать складывающуюся ныне третью геополитическую ось (Южная Корея, Китай, Индия).

2) Евразийство России принципиально не способно соперничать с Атлантизмом геополитическими средствами (атлантическая геополитическая ось является скорее геоэкономической), а сетевые военные средства (спутники, наземные телекоммуникации, Интернет) не имеют евразийского измерения;

3) Евразийство России имеет существенный риск поглощения иным геополитическим конфликтом — между второй и третьей геополитической осями, с явным ослаблением значения первой геополитической оси.

Контраргумент Киплинга — “Запад есть Запад, Восток есть Восток, И вместе им не сойтись”. Энергетическая суть евразийства состоит в том, что Россия способна использовать синергию Европы и Азии. Однако синергия должна пониматься не только так, что единство частей больше, нежели их сумма (позитивная синергия), но и так, что единство частей может быть меньше, нежели их сумма (негативная синергия). Чтобы позитивная синергия Европы и Азии была возможной, нужно доказать, что они не противоречат друг другу по типу социального мышления, культуры и способов организации. Исторический опыт межцивилизационных отношений на континенте Евразия как раз свидетельствует об обратном. Позитивная синергия единства есть там, где все его части не только обладают энергией, но и способны объединять эти энергии. Если какая-то часть не обладает энергией или подавляет энергию другой части — никакой позитивной синергии не будет. Иначе говоря, имеющая отрицательную внутреннюю связность Евразия, не в состоянии навязать остальному миру позитивную связность силой своего геополитического действия.

Контраргумент Гумилева — всякому этносу отпущен определенный период пассионарности. Можно лишь в ретроспективе определить этот период приблизительно. Однако в настоящем времени есть только один способ проверки пассионарности — готовность жертвовать жизнью за иллюзорные цели. У Гумилева есть два самых высших уровня жертвования жизнями — жертва во имя иллюзорных идеалов и жертва во имя идеала победы. Жертва за победу (например, евразийства) это жертва эгоистичная, ищущая государственную выгоду. Просто жертва происходит всегда во имя наивысших трансцендентных (иллюзорных) идеалов, что лишь и может создавать или возрождать новую цивилизацию. С этой точки зрения россияне сегодня имеют не наивысшую пассионарность. Россияне не готовы просто жертвовать жизнями во имя иллюзорных идеалов, но лишь жертвовать жизнями за новые территории для государства во имя практичного евразийства. Даже зомбирование через СМИ как мотивационный компрессор не преодолевает этой пассионарной ограниченности.

Контраргумент Европы-США — Европа (и прежде всего Германия) может сотрудничать с Россией, пока Россия не нарушает правил экономического сотрудничества. В случае военных претензий на евразийство, Европа неизбежно оказывается в союзе с США против России и делает ее претензии на евразийство бессмысленными. Иначе говоря, актуализация евразийства неизбежно актуализирует атлантизм, который выигрывает у евразийства за счет парадигмально более сложной игры.

Контраргумент Китая — чтобы обосновать претензии российского евразийства, необходимо как-то нейтрализовать Китай, поскольку никакое равноправное партнерство российской империи с Китаем невозможно. Китай является союзником России в войне Афины против Запада. Однако Китай никогда не будет союзником России в войне Марса против Запада (см. первую главу “Типология войны, которую ведет Россия”). Причем Китай неизбежно в силу демографического и финансового доминирования поглощает, по меньшей мере, часть России в случае тесного партнерства с ней. Война России с Китаем не приведет к победе России ни при какой военной стратегии, включая ядерную войну. Иначе говоря, именно Китай окончательно разрушает геополитический двухосевой мир “евразийство-атлантизм”. Столкновение евразийства и атлантизма проиграно евразийством. Нынче евразийство снова хочет усилиться и получить реванш. Однако вышедший на арену глобальной геополитики (неевразийской и неатлантической) Китай, формирующий новую геополитическую ось, делает реванш евразийства бессмысленным и невозможным.

Эти контраргументы против евразийства являются серьезными и основополагающими. Их нельзя игнорировать. И уж тем более России нельзя строить никакой долгосрочной политики, пока нет ответа на эти контраргументы. Сегодняшние явные попытки России следовать концепции евразийства это цивилизационное самоубийство.

Война за Русский мир

“Русский мир” — концепция международного трансгосударственного и трансконтинентального сообщества, объединённого причастностью к России и лояльностью к русскому языку и культуре.

“Русский мир” возникает сначала как литературная метафора у драматурга А.Н.Островского. Затем в научной концепции у этнолога, историка и социального антрополога В.А.Тишкова “Русский мир” рассматривается как феномен глобального масштаба, каковым, наряду с Россией, обладают только Испания, Португалия, Франция, Китай, а также Великобритания.

Геополитическую концепцию “Русского мира” предлагает философ, лингвист и политолог В.Л.Цымбурский — “остров Россия” это остров в “сердцевине суши”, целостная геополитическая ниша русского этноса; обширность трудных для освоения пространств на востоке России; отделенность страны на западе России от романо-германской Европы.

В настоящее время, концепцию “Русского мира” в России очень часто рассматривают именно как цивилизационную. В этом смысле в представление о “Русском мире” входит: 1) православие; 2) русская культура и русский язык; 3) общая историческая память и общие взгляды на общественное развитие.

С точки зрения цивилизационной антропологии, цивилизацию определяет не культура и язык, а также не общность исторической памяти и взглядов на общественное развитие, а именно общность системы мотиваций. Православие вполне могло бы быть такой мотивационной базой, если бы в России имелось православие с позитивной ориентацией на будущее, а не фундаменталистский его вариант с представлением о “врагах, служителях Антихриста”, с агрессией против неправославного Запада, с поддерживаемым церковью цезаропапизмом. Этому посвящена ранее отдельная глава “Война за православие”.

Общая историческая память и вытекающие из нее общие взгляды на общественное развитие может быть сформулирована в таких признаках исторической идентичности, где российская история это история: 1) государства, а не общества; 2) дискурс побед, а не поражений; 3) содержание идей, биографии людей и коллективов, которые побеждали, а не которые проигрывали. В этом смысле все, что выпадает из этого исторического контекста, оказывается за пределами исторической идентичности России.

Важнейшие момент возникновения Русского мира — создание русского государства, историю которого Россия вынуждена была редактировать много раз. Первоначально имперской редакции подверглось непосредственное рождение России из монголо-татарской Орды, что произошло еще во время формирования единого государства Российского с начала XIV века. Здесь возникает простое и неприятное для России различение: Киевская Русь как непокорившаяся монголо-татарам была уничтожена в XIII веке, а Московская Русь как покорившаяся монголо-татарам получает шанс на создание своего государства в XIV веке.

Однако, чтобы не называть этот период рабской покорностью российских княжеств в составе чужого государства, в российской истории используется уникальное самоназвание — “монголо-татарское иго”, которое якобы преодолевается возникающим российским государством. То есть рабской покорности как бы нет (используются эвфемизмы “политическая и данническая зависимость”), а государство как бы возникает в борьбе против ига на фоне побед над монголо-татарами. Здесь в российской истории возникают даже сомнительные исторические эпизоды — например, Куликовская битва.

“Монголо-татарское иго” является оборотом исключительно русской истории и для зарубежных историков непонятно — они используют термины “монголо-татарские набеги”. В понимании русских историков “монголо-татарское иго” это система политической и даннической зависимости русских княжеств от монголо-татарских ханов. Иначе говоря, при этом обходится вопрос об отсутствии в этот момент государства российского, делается попытка непризнания татаро-монгольской власти своей властью.

В объективной действительности “орда” как способ организации управления тюрских и монголо-татарских в России не просто повлияла на ее дальнейшую историю, но по сути создала впервые связность России и принудила ее к созданию своего государства. Орда — есть внешняя идентификация для России, ею оспариваемая, но вообще-то вполне корректная и объективная. Российская империя родилась из Орды, где чужое рабство было заменено на свое рабство.

Вторично российская история подверглась марксистко-ленинской, а по сути сталинской редакции, где было признание права российских народов на самоопределение, и их история была включена в контекст истории России. Это было сделано формально, но тем не менее эта редакция расширяет историю “русского мира” до истории народов России.

Третий раз историю своего возникновения Россия вынуждена была редактировать после распада СССР, когда многие народы, в частности Украина, вышли из состава Советского Союза и перестали быть территорией исторического единства с Россией. В это время история других народов России снова затеняется историей “Русского мира”. С момента крушения СССР история третий раз переписывается — исчезает термин “Киевская Русь”, появляется термин “древнерусское государство”, где затемняется момент принципиального различия между свободолюбивой Киевской Русью и рабски покорной Московской Русью. Иначе говоря история России снова становится имперской.

Именно два этих неприятных исторических обстоятельства — происхождение России от Орды и невозможность признать Киевскую Русь своим прародителем (Киев — матерь городов русских) — лежат в основе исторической травмы российского самосознания, до сегодняшнего времени создавая у россиян, даже знакомых с перевранной версией истории, комплекс исторической неполноценности.

“Русский мир” в историческом плане это концепция вранья, громоздящегося на более раннее вранье, и постоянно генерирующая поэтому комплекс исторической неполноценности и агрессии — особенно по отношению к Украине. Россия как бы мстит в настоящем времени Украине за то, что не она, а именно Киевская Русь выбрала погибель вместо рабства; за то, что сама вынуждена была создавать свое государство, не преодолевая рабскую покорность, а придумывая сомнительные героические сражения.

Именно поэтому влияние писаной в России истории на историческую память россиян является уникальным. Историческая память русского народа постоянно переписывается, редактируется, изменяется и откровенно перевирается. В этом смысле историческая память как основа исторической идентичности “Русского мира” постоянно меняется в угоду политической конъюнктуре.

Все цивилизации немножко о себе врут. Цивилизацию можно строить на небольшом историческом вранье или на вранье о тех народах, которых уже нет. Но попытка строить цивилизацию на вранье о народе, который существует и является столь же развитым, неизбежно приводит к конфликтам и войнам с таким народом. Эту истину прекрасно поняла в свое время Британия. Но эту истину не поняла Россия, поэтому она будет страдать, пока не перестанет врать о своей истории. Или же ей нужно полностью уничтожить историческую память Украинце, осуществить даже не геноцид, а этноцид, чтобы уже врать о своей истории полномасштабно. Украина — живой свидетель исторического вранья России, поэтому в представлении России она недогосударство, нацисты, фашисты и нелюдь. Пока есть независимая Украина и отдельная от российской историческая память украинцев, “Русский мир”, построенный на историческом вранье, всегда будет “недомиром” и “недорусским”.

Все идеи, концепции и территории, с которыми воевала Россия, исторгаются из идентичности “Русского мира” и приобретают негативный контекст: 1) война российской империи с различными западными странами и их идеями; 2) война российской империи за оккупацию колоний с их национальным самосознанием (народы, вошедшие в состав российской империи как колонии, присваивались россиянами как бы навсегда); 3) война СССР с фашизмом и национал-социализмом. Все это неизменно побеждалось Россией, потому что она якобы стояла на стороне добра и прогресса против зла и дикости.

История России это история российского государства. Российское общество фактически лишено своей истории в России. Исключение составляет история либеральной диссидентствующей России, основанная на ценностях свободы, правды и терпимости. Вся культура России находится в плену мифа “поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан”. Даже концепция интеллектуализма в России имеет свою, отличную от остального мира специфику — российская интеллигенция это интеллектуалы на службе у государства.

В этом смысле, создавая свою концепцию “Русского мира” и желая обойти эти скользкие моменты истории, П.Г.Щедровицкий рефлексивно зафиксировал отсутствие у России образа будущего. На этой основе он попытался визионерски построить “Русский мир” как прообраз будущей России. П.Г.Щедровицкий вопросы религии, общей исторической памяти и общественного развития оставляет за скобками своей концепции.

П.Г.Щедровицкий концепцию “Русского мира” создавал как концепцию общества в противовес государству, которое “уехало от своих граждан”. Его определение “Русского мира” — “сетевая структура больших и малых сообществ, думающих и говорящих на русском языке”. Тем мне менее, его концепция “Русского мира” как мира будущего была отброшена нынешней российской властью, развернувшей беспрецедентную архаизацию массового сознания россиян — архаизацию историко-мифологическую, а не объективно-историческую. Поддерживаемое таким самосознанием российского общества, нынешнее российское государство не пытается избавиться от исторических мифов и комплексов, а холит, лелеет и использует их.

Обратите внимание, что даже у современного и рефлексивно продвинутого П.Г.Щедровицкого “русский мир” это не “российский мир”. То есть речь идет не о концепции равноправного вхождения в “российский мир” многих народов и народностей, населяющих Россию, а о уже сетевом доминировании русского народа над остальными народами в виде преобладания именно русского языка и русской культуры над остальными языками и культурами народов России.

Концепция “Русского мира” П.Г.Щедровицкого, несмотря на ее имперско-сетевой характер, является прямой противоположностью идее империи. Подобно этому и евразийство принципиально несоединимо с сетевым “Русскими миром”.

Если империя это идея государственническая, то “Русский мир” П.Г.Щедровицкого это идея организации гражданского общества, выходящая за рамки государства. Любая попытка соединить континентально ограниченную евразийством имперскость традиционного образца (самодержавие, православие, народность) с идеей сетевой организации внегосударственного мира по культурно-языковому единству наталкивается на целый ряд противоречий — политических, экономических, культурных.

Политика империи не может быть никак спроецирована на сетевое общество “Русского мира”, поскольку имперское континентальное принуждение отторгается любой сетью, иначе говоря, форма континентальной власти несоединима с сетевой самоорганизацией.

Экономика сетевого “Русского мира” вообще является виртуальным образованием, поскольку принципиально не может быть организована по внутренним законам континентальной империи, иначе говоря, внеэкономическое авторитарное принуждение внутри империи несоединимо с либеральными нормами экономической свободы в сетевом русском обществе.

Мультикультурность мировой сети принуждается к однокультурному содержанию “русскости” целого мира. Более того, культура традиционной для России евразийской авторитарной империи вообще ни при каких обстоятельствах не может быть совмещена с культурой сетевого общества.

Способ создания сетевой организации общества по единству языка никак не означает единства культуры. В этом смысле “ВКонтакте” принципиально не может победить “Фейсбук”, потому что “Фейсбук” сеть интернациональная, мультикультурная и многоязычная, а “ВКонтакте” — однокультурная и русскоязычная. Сетевая культура побеждает все ограничения, и, прежде всего, сетевая культура неизбежно побеждает языковые ограничения.

Империя всегда неизбежно мультикультурное образование: даже если другие языки, религии и традиции в долгосрочной ориентации ассимилируются базовым языком-религией-традицией, они неизбежно должны иметь какое-либо государственное признание в виде уважения (толерирования). Однако “Русский мир” П.Г.Щедровицкого в сочетании с идеей империи превращает последнюю в монокультурное образование с невероятно развитой ксенофобией.

Причем “Русский мир” П.Г.Щедровицкого это идея современной сетевой империи (именно такой, какую описывают в своей книге “Империя” Негри и Хардт) — империи наднациональной, объединенной единой логикой сетевого управления. В этом смысле “Русский мир” внутренне содержит идею детерриториализации России, а это означает его принципиальное противоречие идее евразийства, которая по своему содержанию территориальна.

Во всех концепциях “Русского мира” есть общее — одной из его основ является русский язык и русская культура. По своей сути идея русскоязычного “Русского мира” основывается на гипотезе лингвистической относительности Сепира-Уорфа — не мир нормирует язык, а язык нормирует мир.

Эта гипотеза явилась обоснованием того лингвоцентризма, который возник начиная с Вильгельма фон Гумбольдта, написавшего еще в начале XIX века теоретические работы о языке как находящемся в процессе развития; имеющем внутреннюю форму, зависящую от самобытности народного духа; о зависимости языка и мышления; об особом “языковом мировидении”. Экзистенциальное обоснование лингвоцентризма предъявил Хайдеггер — “язык дом бытия”. А уже подлинная акцентуация теоретических исследований на лингвоцентризме развернулась во французском структурализме и постструктурализме в ХХ веке. Своего пика лингвоцентризм достигает в постструктурализме-постмодернизме в виде мыслительной установки на “языковые игры”.

Прямым следствием этого подхода является концепция “Русского мира”, пытающаяся создать мир, где главная игра это игра русского языка. Средств для игры у русской культуры оказалось намного меньше, нежели у англо-саксонской и китайской. Англо-саксонская культура играет с миром через молодежную музыку, компьютер и Интернет, китайская культура играет с миром через “чайнатауны” и дешевые товары, созданные очень часто на заимствованных идеях. А русская культура играет с миром в военные игры, поскольку ни во что больше играть не умеет. Культуртрегерский “Русский мир” означает, что “нужно сделать так, чтобы все в мире говорили по-русски — кто, не умеет, научим, кто не хочет, заставим”.

На торжественной церемонии награждения лучших русскоязычных писателей — лауреатов международного литературного конкурса “Русская премия” по итогам 2013 года писательница профессор истории Донецкого национального университета Елена Стяжкина из Донецка очень точно обозначила проблему такого подхода к русскому языку, который воюет: “Русский язык не нуждается в крови”.

У себя на Фейсбуке 6 мая 2014 года я развил ее мысль: “О великий могучий свободный и правдивый русский язык, алчущий крови за свое выживание. Грустно вспоминать твое былое величие, горько осознавать твое утраченное могущество, больно видеть твое служение рабству и противно слышать твое вранье. Пусть враг приходит с войной, но даже вражеский язык побеждает лишь упрочивая мир. Язык жив, пока он соединяет. Язык умирает, когда он начинает разъединять. Язык, который кровавыми жертвами заставляет себя любить, обречен на ненависть, разрушение и забвение”. В комментариях к этому посту состоялась и моя краткая дискуссия о роли языка с П.Г.Щедровицким, автором концепции “Русского мира”.

В этой дискуссии П.Г.Щедровицкий отстаивал позицию, что русский язык вполне может быть средством удержания смыслов, выходящих за пределы культуры и собственно самого языка, доходя до уровня цивилизационной конкуренции.

Я же оспаривал его методологический подход, согласно которому в его понимании “русский мир” есть сетевая структура “больших и малых сообществ, думающих и говорящих на русском языке”. Иначе говоря, я считаю включение языка в качестве онтологического основания единства “русского мира” методологической ошибкой. В той дискуссии я отписал ему следующее: “Я обращаю внимание именно на ситуацию, когда мы сознательно конструируем идентичность, и у нас есть выбор, включать ли в нее язык. Я призываю исключить язык из концепта идентичности Русского мира, поскольку это уже неконструктивно сейчас и будет неконструктивно и далее… Язык должен выбираться под идентичность, а не идентичность создаваться под язык”.

Это означает, что лингвоцентризм может еще воевать, но уже не может победить. Мир лингвоцентризма мертв. Русский мир, кладущий в свое основание русский язык, — бесперспективен.

Гипотеза Сепира-Уорфа оспаривается в конструктивизме. Язык считается определяющим мышление вплоть до 60-70-х годов ХХ века, покуда внутри постструктурализма и особенно СМД-методологии не были разработаны неязыковые структуры понимания (ризома Делеза, симулякр у Бодрийяра, диспозитив Фуко, схема у Г.П.Щедровицкого). Лингвоцентризм теряет свое влияние к 70-80-м годам ХХ века, и уже в 90-е годы ХХ века набирают силу конструктивистские представления, идущие от концептов генеративной лингвистики Хомского, где язык уже не нормирует реальность, потому как сама реальность становится множественной (многоонтичностной), и с этой множественностью реальности лучше всего работает не вербальный язык, а семиозис (схем, моделей, матриц, таблиц а т.д.).

В свое время создатель теории системо-мыследеятельностной методологии Г.П.Щедровицкий утверждал, что человек мыслит не в языке, а в схемах. В этом смысле язык не может служить основанием мышления и определять способ познания реальности. Петр Георгиевич Щедровицкий (сын Г.П.Щедровицкого) в своем подходе к концепции “Русского мира” фактически говорит обратное. Он предложил включить вовнутрь идентичности “Русский мир” русский язык как онтологическое основание. Это кстати принципиально противоречит подходу Хайдеггера, который считал, что язык удерживает экзистенцию, но отнюдь не нормирует ее. В этом поход Хайдеггера принципиально противоположен подходу Гумбольдта, Сепира и Уорфа.

Однако в конструктивном представлении язык более не является нормирующим мышление и реальность. Нормировать многие реальности и надрефлексивное мышление (контрафлексивное и контрарефлексивное) способен лишь семиозис, являющийся более сложной знаковой структурой, нежели язык.

Когнитивная революция обеспечивает переход от унитарных идентичностей к политарным. Причем политарные идентичности базируются на мыслительных установках, для которых язык или даже семиозис оказываются не более, нежели способами выражения. Мыслительные установки удерживаются уже не столько языком, сколько семиозисами принципиально неязыкового содержания.

Языковые игры постмодернизма в Европе неизбежно порождают языковые войны археомодерна в России. Преодоление постмодернизма возможно не за счет его архаизации, как это считает Дугин. Преодоление постмодернизма происходит за счет инноваций.

Новый мир не может быть не только “русским”, он также не может быть “англо-американским” или “китайским”. США не создают “американский мир”, они создают демократический мир. Концепция “pax americana” это цивилизационная, а не языково-культурная концепция. Лишь когда “русский мир” станет чем-то большим, нежели миром языка и культуры, он будет иметь шанс на цивилизационную перспективу.

Война за архаизацию

Подобно тому, как евразийство есть геполитически-пространственный ориентационный концепт, консервативная революция есть ментально-временной ориентационный концепт отстаивающий архаизацию.

Александр Дугин определяет ментально-временную ориентацию России как архемодерн, то есть специфическое соединение (суперпозицию) модерна и премодерна при наличии внешнего и непринимаемого на уровне осознания постмодерна. Парадигма модерна, зародившаяся в Западной Европы, не смогла полноценно закрепиться в России и поэтому была архаизирована. Дугин критикует археомодерн на за то, что он архаичен, а за то, что он модернистский, и при этом еще и размыт постмодерном. Такой переход в ориентации сознания он называет продолжением консервативной революции, хотя правильно было бы назвать архаизацией.

Чтобы обосновать и насытить идеями это продолжение консервативной революции, он призывает к созданию Четвертой политической теории, помимо известных и влиятельных сегодня в мире трех — либерализма (правого и левого), коммунизма (марксизма, социализма и социал-демократии) и фашизма (национал-социализма и иных разновидностей “третьего пути” — национал-синдикализма Франко, “хустисиализма” Перона, режима Салазара и т. д.).

Суть Четвертой политической теории в понимании Дугина в следующем: 1) соединение всего лучшего из коммунизма и из фашизма, особенно того, что противостоит либерализму; 3) Возвращение к традиции и теологии; 3) Включение (“взятие на щит” для борьбы с либерализмом) мифа и архаики; 4) Фундаментализация практики социального преобразования посредством экзистенциальной бытийности — в “событии” (производство “событий” для рискового действия — “Там, где есть самый большой риск, там лежит спасение”, — цитирует Дугин цитату Хайдеггера из стихов Гельдерлина).

В своем интервью в 2011 году Дугин говорит, что в России уже произошла консервативная революция. Она произошла незаметно для масс. И, с его точки зрения, власть весьма незаметно для себя начала использовать его идеи, очень часто даже не ссылаясь на него.

В чем же опасность архаизации? Ведь где-то в глубине души мы все пытаемся следовать традиции и очень любим ностальгию по прошлому? Традиция и архаика имеют позитивное значение лишь вместе с инновациями. Отбрасывание инноваций в пользу архаики, омертвляет реальность. Архаизация несет опасность, прежде всего, в остановке мышления, в прекращении попыток обновления, в стремлении решать проблемы кризиса путем старых подходов, которые лишь загоняют кризис вовнутрь кризисных процессов.

В основе архаизации лежит идея Ницше о “вечном возвращении”. В своей работе “Четвертый номос Земли, Четвертая Политическая Теория и критика теории прогресса (консервативная альтернатива либеральной глобализации)” Дугин использует идею “вечного возвращения” для критики теории прогресса и либеральной глобализации. Эту идею Ницше Дугин использует много раз в своих работах. Чем же так опасна идея о “вечном возвращении”, если ее всерьез сделать философской идеологией интеллектуалов и государственной политикой целой страны?

В своих последних работах, изданных посмертно в виде книги “Последние слова”, Отто Вейнингер много размышлял об идее Ницше о “вечном возвращении”. В работе “Афоризмы” Вейнингер говорит: “Прерывистость в движении времени составляет безнравственное начало в нем”. В работе “О вращении” Вейнингер говорит: “Вращательное движение — это именно неэтичное движение. Оно самодовольно, исключает стремление, оно беспрестанно повторяет одно и то же, оно, с нравственно точки зрения, хуже, чем попятное движение рака, которое, по крайней мере, стремится все дальше назад и осмысленно”.

Архаизация опасна именно своим самолюбованием, самодовольством и самовосхвалением. Именно это делает Дугина похожим на графа Бенкендорфа, предложившего формулу самодовольства для России, упомянутую выше в главе о войне за империю. Это самолюбование доходит до весьма гротескного уровня в клипе, где Дугин рассуждает о брадолюбии.

Брадолюбие есть отказ от действия брадобрития как якобы кастрации по Дугину. В символическом смысле борода это отказ от мышления и воли в пользу памяти и безволия, это преобладание формы над содержанием. Показать миру не волосы, а лицо как “зеркало души” — вот смысл брадобрития. Архаизация это и есть “брадолюбие” в ущерб бритью как обновлению тела. Вот почему Петр I брил бороды на Руси. Ежедневное брадобритие есть постоянное обновление, психоаналитико-символическое действие стимуляции мышления в инновационных интенциях. Брейте бороды и мыслите — вот лозунг подлинного интеллектуализма для России.

Архаизация это красивый тупик. Красота этого тупика покоится на идеях, проверенных временем, но безвыходность этого тупика обеспечена очарованием, соблазном и “прелестью” этих идей. Традиционалисту всегда проще, нежели идущему новыми путями: ему доверяют массы, его поддерживают патриархи и иерархи, ему ссужают деньги большие спонсоры. В продвижении традиционализма очень мало интеллектуальных усилий, но очень много самопиара и самопродвижения.

Вершиной архаизационной философии стала книга Дугина “Постфилософия”, которая содержит цикл из 8 обработанных лекций, прочитанный им на философском факультете МГУ в ходе весеннего семестра 2005 года.

Дугин говорит в этой книге: “Когда мы осмысляем парадигму постмодерна и мыслим о постфилософии, мы всегда должны понимать, что наша задача — найти такое явление, которое будет иметь аналог в парадигме модерна и парадигме премодерна, но при этом не будет совпадать ни с одним, ни с другим, и будет иметь ироничную дистанцию и от одного, и от другого, неся в себе полемический, антитетический элемент в отношении обоих…” (“Постфилософия”, книга 2009 года).

Дугинская книга “Постфилософия”, увы, не блещет демонстрацией философского мышления — это философоведение в его дилетантском варианте. Конец философии в философии провозглашали уже не раз. И очередную постфилософию философия тоже переживет. Кроме того курьез такого философоведческого мышления в самом основании замысла книги — преодолеть постмодернизм путем постмодернистской же эклектико-игровой интеграции постмодерна с модерном и премодерном. Так и хочется спросить — как же можно преодолеть постмодернистские мыслительные установки, используя их для преодоления их же?

Дугин рассматривает постмодернизм как завершение модернизма. Между тем постмодернизм занят нигилистическим отрицанием всех основных и даже второстепенных идей модернизма, предуготовляя смысловую почву для новых идей. В этом смысле постмодернизм не завершение модернизма, а окончательное его разрушение.

Мыслительные установки постмодернизма являются принципиально немодернистскими: структурность — аструктурность, территориализация — детерриториализация и ретерриториализация, принудительная каузальность — сингулярная событийность, бинаризм — антибинаризм, когнитивное осмысление — проблемность смысла, тотальность — нетотальность (бесконечность), субъект — смерть субъекта, автор — смерть автора.

Сейчас многие критикуют постмодернизм как глобальную философию. Однако если Дугин пытается архаизировать постмодернизм, вводя в него модерн и премодерн, то весьма многие мыслители, и ваш покорный слуга, пытаются инноватировать постмодернизм, преобразуя его идеи в позитивные смыслы.

Единственное, в чем с Дугиным можно согласиться, это интеллектуальная стагнация Запада (Европа и США). Однако интеллектуальную стагнацию невозможно преодолеть путем архаизации. Архаизация загоняет интеллектуальную стагнацию в превращенную форму. При этом архаизация может иметь единственную важную роль для человеческой цивилизации — создание архаичного вызова для интеллектуалов может привести к интеллектуальным инновациям, если интеллектуалы способны принять этот вызов и ответить на него. Однако цена такого вызова слишком высока (риск слишком велик). Как это ни странно, но именно архаизация принуждает мир к конструктивной революции, потому что мир вынужден выбирать — или архаизация или конструктивизм.

В этом смысле давайте посмотрим на архаизацию в узком значении этого слова — как на увядание мировых традиций осевого времени.

В осевое время (VIII-II вв. до н. э. по Ясперсу) рождается три великие мыслительные мировые традиции — древнегреческая философия, буддизм и конфуцианство. Каждая из них со временем переживает периоды архаизации. Архаизация буддизма происходит в III-II вв. до н. э., когда ведизм, существовавший до возникновения буддизма, берет реванш в форме брахманизма. То есть архаизация происходит путем возрождения ведизма в виде брахманизма и создания индуизма к V в. н.э., а также путем значительного вытеснения буддизма за пределы Индии. Именно архаизированная Индия не может позже противостоять влиянию ислама к X-XII вв. н.э. Именно архаизированная Индия становится британской колонией с середины XVIII века.

В Китае конфуцианство становится государственного идеологией в III-II вв. до н.э. Однако с VII в. н.э. Китай ощущает на себе сильное влияние пришедшего из Индии буддизма. Реформа конфуцианства и создание неоконфуцианства в VIII-XI в. н.э. позволили Китаю быть весьма передовой страной в целом мире, учитывая, что в Европе это время известно как Темные века. К XIX веку в Китае снова происходит архаизация конфуцианства, которое требовало очередной реформы, и архаизация буддизма, импульсы развития которого стали крайне слабыми и переместились за пределы официальных буддийских институтов. Собственно архаизация конфуцианства и неспособность реформировать буддизм делает Китай в то время уязвимым под влиянием колониальной и культурной экспансии сильно развитого к тому времени Запада. В этом смысле западные идеи (либерализм, марксизм), рационалистическая наука и новые технологии потеснили конфуцианство и буддизм в Китае. Если буддисты познакомили Китай с индийской логикой, математикой, астрономией, медициной, которые весьма неплохо сочетались с конфуцианством, то западные идеи имели онтологические свойства и весьма плохо сочетались с нереформированным конфуцианством. Последствия этого кризиса в Китае не преодолены до сих пор.

Наконец, после осевого времени, когда зародилась древнегреческая философия, Европа переживает сильнейший кризис. Это происходит в начале летоисчисления, когда рождается христианство, в первые столетия своего существования противостоящее древнегреческой философии. Боэций, предчувствуя упадок античной культуры и древнегреческой философии, пишет книгу “Утешение философией”, где впервые выносит в название традицию осевого времени, конкурирующую с христианством. Христианство порождало сильную пассионарность, но в первые столетия было весьма бедно в интеллектуальном плане. Именно поэтому ранее христианство не смогло справиться с последствиями распада Римской империи и привело к архаизации целую Европу. Темные века — прямое следствие отказа христианства от внедрения идей древнегреческой философии, ибо попытка Св. Августина (354-430 гг.) была слабой и непоследовательной. Только когда христианство вобрало в себя идеи древнегреческой философии (начиная с Фомы Аквинского (1225-1274)), возникает возможность преодоления архаизации в виде интеллектулизированного христианства. Эпоха Возрождения окончательно преодолевает архаизацию и порождает науку внутри наполненного философской традицией христианства.

Мыслительные установки архаизации, не раз возникавшие в человеческой истории, когда память, опыт и практическая мудрость предков, причем часто в виде ритуальных традиций, ставятся выше ищущего разума, а всякие инновации и революции высокомерно отрицаются, приобретает свою собственную концептуальную организацию внутри социально-философского мировоззрения — традиционализм. Это мировоззрение можно назвать порождением интеллектуальной импотенции. Лишь тогда, когда мыслители на протяжении долгого времени игнорируют вызовы мира, отказываются от генерирования новых идей и концептов, они начинают видеть спасение в традиционализме — возвращении сильной интеллектуальной традиции без какого бы то ни было ее обновления.

Подлинный традиционализм — не в архаизации и не в возвращении идей прошлого. Подлинный традиционализм состоит в инновационном следовании тем традициям, которые доказали свою историко-мировую конкурентность с момента осевого времени. Даже ислам здесь пока проигрывает целую тысячу лет осевым традициям — философии, буддизму и конфуцианству.

Любая цивилизация лишь тогда имеет высокий уровень развития, когда в ее основе лежит мощное интеллектуальное движение, порождающее долгосрочную исторического масштаба традицию. Однако всякая традиция лишь в своем начале несет мощный интеллектуальный импульс. Со временем этот импульс ослабевает, и любая традиция перестает отвечать духу времени. Чтобы возродить традицию, необходима не архаизация, то есть не возвращение к основаниям (фундаментализм), а инновация, обновление традиции.

Идейный традиционализм может быть понят как обнаружение мыслительных установок основных идей той или иной осевой традиции и внутри этих мыслительных установок генерирование новых, соответствующих современности, идей. Мотивационный традиционализм может быть понят как обнаружение смысла тех или иных императивов и внутри этого смысла конструирование новых, соответствующих современности, императивов. Идейные и мотивационные инновации возможны исключительно внутри традиции. Инновации вне традиций — это открытия, порождающие новые традиции. Настоящие новаторы — всегда традиционалисты.

Я считаю тупиковыми для человеческой цивилизации идеи Рене Генона, Юлиуса Эволы, Мирча Элиады и конечно же их последователя — Александра Дугина. Традициями, не раз обновлявшимися и возрождавшимися в России, были западная (древнегреческая) философия и неразрывно связанное с ней христианство. Именно в такой связке философия-христианство они имели наибольшее влияние на мир. Христианство без философии (православие) обречено на идейную стагнацию и архаизацию, философия без христианства (наука) обречена на потерю социальной энергетики и остановку развития. Для обеих этих взаимосвязанных традиций пришло время обновления.

В России есть сильные мыслительные традиции, базирующиеся на западной философии и христианстве и при этом открытые к новым идеям и концептам. С представителями этих мыслительных традиций можно говорить и договариваться внутри процессов обновления западной фундаментальной философии и православного христианства. С традиционалистами-дугинцами говорить и договариваться бессмысленно, поскольку они разрушают настоящее и стремятся в прошлое. Они сторонники реакционной государственной политики, фундаменталистского православия и его синтеза с язычеством, ортодоксии и авторитаризма. Они прямо и открыто ведут Россию к архаизации.

Традиционализм с его геополитикой и постфилософией есть слабая в идейном и мыслительном плане концепция. Не будучи способным к какому бы то ни было обновлению, традиционализм несет разрушение России и миру. Традиционализм не способен преодолеть постмодернистский нигилизм, поскольку сам он еще более нигилистичен.

На смену постмодернизму прийдет не четвертая политическая идея, провозглашаемая консервативной революцией Дугина-Путина, а конструктивизм посредством когнитивной революции, начавшаяся силами немногих мыслителей в США, Европе и даже в Украине и России, и публично предъявившей себя миру на Майдане, что признает российский исследователь Переслегин. Также и в моем представлении, перспектива мира связана с когнитивной революцией — конструктивизмом и новым “осевым временем”. Дугин желает отката мира назад, в прошлое. Я желаю прорыва мира вперед, в будущее.

С точки зрения традиционализма, единственный способ для России получить такой порядок мира, в котором она будет иметь лидерские позиции, это архаизировать мир до такого состояния, когда территория, ископаемые ресурсы и грубое принуждение власти будут иметь смысл. Проделать такую архаизацию можно лишь путем тотальной войны на континенте Евразия или даже шире — путем ядерной войны на уничтожение западной цивилизации и всего современного мира.

Архаизация это не просто какие-то статьи или книжки Дугина. Архаизация это реальная политика нынешней российской власти, концептуальное обеспечение которой Дугин просто выполняет. Архаизация как государственная политика не позволяет производить и внедрять никакие новые идеи, научные открытия и прорывные технологии. Классические пример — инновационный центр “Сколково”. Вложены огромные деньги, а результат сомнителен.

Анализ проекта “Сколково” показал: 1) нет государственной стратегии инноваций; 2) инновации не нужны бизнесу, который борется не за потребителя, а за дармовые ресурсы; 3) коррупция, хищения и непомерные админрасходы съедают львиную долю стоимости инновационных проектов; 4) невозможность создания новых научных школ и неспособность внедрить имеющиеся мировые научные школы.

Иначе говоря, архаизация как широко поддерживаемая государством мыслительная установка делает невозможными любые инновационные проекты в России, потому как общая духовная атмосфера в стране убивает все — заветные мечты, вдохновение от идей, творческий дух поиска и исследования, интеллектуальную среду коммуникации, надежды на прагматическую реализацию, возможность достижения респектабельности и обеспеченности проектов. Можно обмануть кого угодно, но нельзя обмануть себя.

В 1906 г. Макс Вебер, анализируя события в Российской империи, опубликовал статью “Переход России к псевдоконституционализму”, в которой писал: “При ознакомлении с документами российской государственной жизни поражаешься, какой в них вложен огромный труд и как тщательно они бывают разработаны. Но они  всегда направлены к одной и той же цели – самосохранению полицейского режима. Объективная бессмысленность этой цели устрашает…”

В России сегодня происходит не просто архаизация, а радикальная архаизация.

Радикальная архаизация это когда политически архаизация производится насильно, путем полицейского и военного принуждения, а интеллектуальная архаизация производится путем отлучения критических интеллектуалов от публичности и от доступа к государственным СМИ, загоняя их в Интернет и даже там блокируя. Радикальная архаизация порождает не просто трайбализм, а трайбализм агрессивный: все чужие есть враги и нелюдь, их можно и нужно уничтожать. Архаизация предполагает пропаганду прошлого и его традиций, включение в пропаганду мифов, а также допуск вранья в отношении всех тех форм настоящего и будущего, которые не соответствуют архаичным представлениям.

Именно отказ от развития мышления российских интеллектуалов привел к победе идей традиции и архаики. Причем против архаики бессмысленно воевать — архаика не является чем-то сильным сама по себе. Архаизация никогда не может стать доминирующей мыслительной установкой, пока мышление в своем развитии не останавливается. Лишь когда критически и теоретически мыслящие интеллектуалы прекращают принимать и отвечать на мыслительные вызовы эпохи, происходит архаизация.

Перспективы войны России

Вот мы все это видим — ретроимпериализацию, православный фундаментализм, великодержавное евразийство, культуртрегерский русский мир, радикальную архаизацию. И первое, что хочется спросить у российской элиты: “Вы это серьезно? Вы действительно считаете, что имперско-евразийское культуртрегерски-русское псевдоправославное мракобесие это хорошая перспектива для России?” Погрузить Россию во мрак, чтобы ее по-прежнему боялись в мире? А раз ее в мире будут бояться, то она вернет себе былое влияние? Ведь стратегия “российская империя может управлять миром через периодические угрозы его безопасности” бесчеловечна и имеет мрачную перспективу.

Сегодня Россия ведет нигилистическую войну — войну не за мечты, а за традиции. Воевать нужно за иное, в ином, с иными мыслительными установками и иными средствами.

Можно ли воевать за иное? Есть ли другие идеи выхода из нынешнего мирового кризиса? Разве архаизация это единственный и наиболее эффективный выход?

Давайте посмотрим на конструктивистскую оппозицию архаизации: 1) вместо либерализма, коммунизма, фашизма и архаизации (консервативизма) — конструктивное преобразование мира на основе моделирования посредством многореальностного его представления: видение не только многоонтичности, но и многоонтологичности мира (см. “Теория виртуальности”); 2) Вместо возвращения к традиции и теологии — прокладывание новой виртуальной, ксенуальной, экстраверсумной и космической трансценденции поверх традиций и теологий (см. “Структуры утилитарности и трансценденции в цивилизациях”); 3) Вместо мифа и архаики — сложная индивидуация в процессе психоконструирования на основе принципа психического суверенитета и средств психонетики (см. “Основы психоконструирования”); 4) Вместо архаичной хайдеггеровской онтологии с ее установкой на экзистенцию, картину мира и событийность — инновационная транзитология с установкой на транзистенцию, конструкции мира (версологию) и инобытийность (способ проникновения в иное — “Общая транзитология”, “Версология”).

Вызов для всего мира — создать сетевое общество с уникальной духовностью в мировых масштабах. Нужен новый мир, новый человек и впервые новое человечество — принципиально новое по своему цивилизационному потенциалу. Нам нужна новая конструктивистская цивилизация с космической и виртуальной и возможно даже внемирной перспективой. Это означает не архаизировать мир, а инноватировать мир.

То есть, сетевая российская империя должна строиться не на языке и культуре, а на новых нестяжательских мотивациях, лежащих внутри “русской души”. Это означает для России вступить с западным сетевым проектом в конкуренцию, предложить в сети непотребительские мотивации, экономику дарения и т.д. Эти идеи универсального миропроекта гораздо масштабнее, чем какая-то там территориально-ресурсная империя. (См. мою работу “Декларация общин человечества”).

В этой работе я не ставил цель опорочить или унизить Россию. Я лишь показывал, что архаичные идеи, лежащие в основании ее сегодняшней государственной политики, не имеют позитивной перспективы.

Произвести новые идеи, изменить массовое сознание в России — это очень сложная работа. Эта работа для российской элиты. Украинские интеллектуалы могут помочь в этой работе, потому что они более всех заинтересованы в обновлении России. Но эту работу могут проделать лишь российские интеллектуалы.

Подписывайтесь на новости “КиевVласть” в Facebook 

“Хвыля”