Браво, Фигаро!
В минувшую пятницу и следующее за ней воскресенье в Национальной опере состоялась премьера нового прочтения “Севильского цирюльника” Дж. Россини, который, после некоторого отсутствия на афишах театра, вновь занял там свое место.
Данная постановка значительно отличается от предыдущей: это и язык оригинала (ранее “Цирюльник” шел на украинском), и современное режиссерское видение концепции произведения.
Коснулись изменения и самой музыки. Теперь опера исполняется без купюр, которые имели место в предыдущей постановке - преимущественно в речитативах, важных, прежде всего, для развития сюжета.
Режиссером-постановщиком спектакля, главрежем Анатолием Соловьяненко, выбрана концепция переноса места действия в современные условия, но и они весьма условны. Мы лишь можем понять, что это некий современный мегаполис и его жители, пользующиеся привычными для нас благами цивилизации, ведут себя так, как окружающие нас люди, а история, в которой они участвуют, может происходить где угодно и когда угодно.
Говоря о поведении и предметах быта - электросамокат Цирюльника (на нем он эффектно появляется на сцене) и смартфоны, используемые персонажами для селфи, уже ставшие для нас частью повседневной жизни и обыгранные в поведении актеров.
Сценография “мегаполис” сменяется интерьером дома Бартоло в стиле high-tech - глобализация берет свое! Художник-постановщик Андрей Злобин полностью избегает “отсылов” к определенному времени действия, разве что в качестве письменных принадлежностей использованы перо и чернила. Но их наличие оправдывает упоминание в тексте либретто.
Клавинова, велотренажер, плазменный телевизор, барный уголок и мебель из кожи и хрома. Жирной черной точкой в описании интерьера может быть фигура Дарта Вейдера - аллюзия на рыцарские доспехи. Скрещенные мечи, лазерные, разумеется, из “предметов мебели” позднее превратятся в средства решения спора между Графом и Доктором.
Одежда персонажей (костюмы), над которой потрудилась Анна Ипатьева, довольно эклектична и явно не повседневна, хотя могла бы фигурировать в современных модных коллекциях. Куртка Фигаро с элементами одежды ковбоя, у Бартоло а-ля пижама и халат в клетку, разноцветные в мелкий рисунок камзолы у Дона Базилио и Графа Альмавива. Розина вначале в малиновом, а позднее в кремовом платьях.
Слуги одеты однотонно, и концепция их одежды не вполне ясна, особенно псевдо-мундир Берты, горничной в доме Бартоло.
Раз уже зашел разговор о мундирах, то отдельно следует рассказать о хоре, который одет под полицию и карабинеров - итальянский след прослеживается! Темно-синие мундиры с голубой вставкой у полиции, и красный у карабинеров, казалось бы, вполне обычны, если бы не нашивки званий и отличительных знаков, места которых заняли логотипы соцсетей. “Силовики” тоже злоупотребляют селфи. Блюстителями порядка стали все те же соцсети.
В первом действии хор, во время канцоны Графа, переоблачается, надевая поверх мундиров сюртуки, стилистически совпадающие одеждой Графа, оплачивающего массовое мероприятие под балконом возлюбленной. Здесь же и телевидение.
Визуальная сторона спектакля получилась интересной, без излишней провокативности и диссонанса с сюжетом. Да и сам сюжет весьма податлив к интерпретации, ведь не содержит точных предписаний и рамок. Лишь скупой “Севилья XVIII век”. А что поменялось с того времени? Люди все те же!
В день премьеры в голове всплыла цитата из “Евгения Онегина”, которая в конце января была озвучена одним, весьма уважаемым в музыкальном мире человеком, при просмотре Россиниевской же “Итальянки в Алжире”:
“Но уж темнеет вечер синий,
Пора нам в оперу скорей:
Там упоительный Россини,
Европы баловень ─ Орфей... ”
Что говорить, из тройки композиторов bel canto, которые ныне все также популярны на мировых сценах, Россини, пожалуй, наиболее распиарен, исполняем и стал частью поп-культуры, пускай и музыкальной.
Не только из-за популярности композитора, в театре был аншлаг. Киевская публика охотно идет на новые постановки. А тут еще и Россини, да в хорошем составе.
На предпоказе для прессы, Анатолий Соловьяненко говорил, что соответствие персонажа возрасту героя − вопрос принципиальный. С этим трудно не согласиться. Вот и сложилась удачная комбинация постановки исполнителей и музыки, руководил которой Николай Дядюра.
Партию Фигаро пел Игорь Евдокименко. Обладая мощным голосом, он показал еще и превосходную технику владения им, а активное передвижение по сцене как на самокате, так без него, не мешало пению.
Его партнером в роли Графа был Анатолий Погребной, дебютировавший как в партии, так и на сцене Национальной оперы. Вокальные данные Анатолия позволили полностью соответствовать роли, тем более, что у него есть опыт выступлений в Россиниевском репертуаре, и не где-то, а в Пезаро, на родине композитора в программе фестиваля его имени. Единственным, но несущественным недостатком было, как мне показалось, отсутствие актерской практики, но это − дело опыта.
Розину пела Ольга Фомичева. Она обладает и опытом актера, и вокальными данными, и соответствует возрастным рамкам роли. Капризная воспитанница старого Доктора выглядела так, как должна была выглядеть. Возможно вокал был несколько суховат в среднем регистре, но здесь более проблема тесситуры партии, а не данных исполнителя.
Доктор Бартоло в исполнении Андрея Маслакова стал единственным персонажем, не соответствовавшим возрасту, правда, в положительную сторону. Полнозвучное пение и прекрасный актерский талант!
Дон Базилио в исполнении Сергея Магеры выглядел уверенно и актерски, и вокально, хотя сольный номер у героя лишь один - знаменитая ария “Клевета”. Один сольный номер и у служанки Берты (Анжелина Швачка), но он очень хорош и актерски, и вокально.
Все это присутствовало в исполнении, хотя сама роль, как и слуги Амброджио (Василий Колыбабьюк), как по мне, проработана постановщиками не совсем полностью. Следует учесть, конечно, что это первый спектакль. Второй показ всегда собраннее.
Второстепенные персонажи с вокалом - Офицер (Юрий Горынь) и Фиорелло (Михаил Киришев), а также роль Нотариуса (без пения) заняли свои места в постановке органично.
Предвзятое отношение к произведению во время премьеры в Римском театре “Аржентино” в 1816 году, не без участия знаменитой итальянской традиции клакеров, быстро сменилось успешными постановками по всему миру.
Нынешний спектакль также подал заявку на успешную сценическую жизнь и стал, по крайней мере, вторым, вместе с “Фаустом” Ш. Гуно, образцом современной классики и репертуаре оперы.
Алексей Гончар, журналист
